ными красками, что любой художник, наверное, увидев это чудо, непременно решил
бы запечатлеть его в картине.
Услышав, что в комнату кто-то вошел, маркиз повернулся и замер в изумлении:
внешность Валеты произвела на него
поистине сильное впечатление.
Сэр Чарльз был человеком весьма приятной наружности, поэтому маркиз
предполагал, что его дочь симпатична. Но никак
не ожидал увидеть перед собой такую красавицу.
Небольшое лицо вошедшей в гостиную девушки по форме напоминало сердце.
Самыми примечательными в нем были
серые прозрачные глаза, обрамленные густыми темными ресницами.
Ее нежная кожа напоминала фарфор, а в светлые волосы, казалось, были
вплетены солнечные лучи.
Маркиз думал, что дочь Лингфилда появится перед ним в траурных одеяниях, но
ошибся.
На ней было белое муслиновое платье - из ткани весьма дешевой, но прекрасно
облегавшей ее стройную чудесную
фигуру, напоминающую фигуры греческих богинь.
Единственным знаком, говорящим о перенесенной этой девушкой тяжелой утрате,
являлись две черные ленты, по-
видимому, лишь недавно нашитые на платье под грудью.
На протяжении некоторого времени ни маркиз, ни Валета не произносили ни
слова. Она заговорила первой - нежным,
спокойным голосом:
- Вы желали меня видеть, милорд?
Он кивнул.
Сделав маркизу реверанс. Валета прошла к камину. Гость последовал ее
примеру.
Она выжидающе посмотрела ему в глаза, но сесть не предложила. Было что-то
странное в выражении ее ангельского лица.
- На прошлой неделе я просил передать вам мои глубочайшие соболезнования,
мисс Лингфилд, - сказал маркиз. - И послал
вам карточку вместе с венком. Надеюсь, вы прочли ее?
Валета не ответила, лишь едва заметно кивнула.
Последовало напряженное молчание. Маркиз ждал, что собеседница все же
что-нибудь скажет, но этого не произошло.
И он вновь заговорил:
- Я не приходил к вам в дом с визитом раньше лишь только потому, что хотел
дать вам возможност |