которую разыграла шаловливая смолянка тридцатых годов. Египетская дама
действовала в примитивной простоте, - сама лично своею особою, а эта с
удивительною прихотливостью добилась, чтобы синодальный секретарь был отдан
ей на жертву руками собственного ее высокопоставленного мужа и генерала
Капцевича, которых она столь ослепила своею мнимою наивностью и чистотою,
что они стали смотреть на целомудрие, соответствовавшее званию синодального
чиновника, как на непозволительное невежество перед достойною уважения
светской дамой, и самым угрожающим образом толкали его на путь, его
недостойный.
Исмайлов является в таком ужасном положении, что с одной стороны его ждут
сети дамы, к которой можно применить стих Байрона:
Весталка по пояс, а с пояса Кентавр,
а с другой - ему грозило бедами гонение ее могущественного супруга и генерала
Капцевича, готовых представить его карбонаром обер-прокурору князю
Мещерскому и самому рекомендовавшему его митрополиту Филарету, который
сопротивления начальству не переносил ни в ком.
Положение запутанное и трагикомическое, из которого пострадавшего
синодального секретаря могли освободить только счастливая случайность да
находчивость охранявшего его гения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СИНОДАЛЬНЫЙ ИОСИФ
Разговор во дворце подействовал на Капцевича очень сильно.
Исмайлов пишет: "Генерал, возвратясь домой, тотчас позвал меня к себе и
начал расспрашивать, как он, мелкотравчатый человек, "знаком с такими
лицами?!"
Я (говорит Исмайлов) слегка рассказал историю знакомства и как дело дошло до
приглашений и моего укрывательства".
Генерал Капцевич не только нимало не обиделся за то, что ее
высокопревосходительство дозволила себе в его доме описанный нами дебош и с
забвением всех приличий хотела произвести насильную выемку синодального
секретаря из запертого помещения, - напротив, генерал обрушился гневом на
самого же Исмайлова за то, как он смел "укрываться".
|