вой нюх на это есть. Дела по делам будто ничего,
а своим верхним чутьем поведешь - и другое слышишь. Так и тут: бумажонки
тощие, и людцы маленькие, и что-то не порядком отдает, да опять, самое
главное, и дворник не ручается.
Подумал я, подумал: есть что-то сомнительное, а они еще и заплатить-то
как следует не могут, и отказал. Свернул бумажки в его же конверт, подлепил
клейком и отдал сторожу.
- Как придет, - говорю, - этот господин, - скажи ему, что, мол, батюшка
уехали, и бумаги отдай. А вперед, мол, просили не приходить.
Так и сделалось, тот его отправил и еще в полезном разговоре узнал, что
и авантаж от него мы потеряли самый незначительный: тридцатью рублями всего
хотел осчастливить. Я рукою на это махнул и позабыл. Но господин этот,
жених, был мстив и, встретивши раз где-то моего сторожа, как бы в веселии
объявляет: "Вот, твой батюшка не хотел меня перевенчать, а отец такой-то
(называет венчального батюшку) нас, - говорит, - перевенчал". Тот мне это
передает, и даже с неудовольствием, как будто я лишил его доли от тридцати
сребреников, а через малое время говорит, что он и сам желает перейти к тому
венчальному батюшке на "соответственную должность".
- На какую это? - спрашиваю.
- В певцы.
- Да ты петь не умеешь.
- Что ж такое, - говорит, - и не умевши поют.
- Да у тебя и голоса нет.
- Божественное, - отвечает, - можно петь и без голоса.
- Нет, ты, - говорю, - откройся: чем мальчик Гришка мачехою недоволен?
- Да что, - говорит, - батюшка, откровенно сказать, вы еще по старине:
все справляетесь. Теперь это надо оставить. - Там смелее крутят, и через то
служить авантажнее.
- Ну, смотри, мол, не попадись с большим авантажем-то.
- Нет, - отвечает, - там придумана механика умная.
Я и полюбопытствовал, что это за механика и как он про нее проведал.
- А я, - говорит, - от этого же барина все проведал.
- Да у тебя, мол, какие |