це. Поверьте, что если бы для спасения
вашего нужно вам было, чтоб я выколол себе второй глаз, то я бы это сделал
сейчас же и не искал бы себе за то ни возмездья, ни славы; но повелеть горе,
чтоб она двинулась с места и поверглась в Нил, я не могу, потому что я не
верю, чтобы слабая вера моя на это годилась. Не себе, а всем вам, всем
христианам, я боюсь сделать укор и учению Христа постыжденье, ибо не мне ту
вменят неудачу, а его станут укорять безрассудно.
А те отвечали:
- Оставь, Зенон, оставь! И мы, и епископ, все тебе верим, что крепка
твоя вера, и потому не медли, спеши прославить всеобщее упование на веру
твою: помолись и повели горе идти с места!
Кривой златокузнец воздвигнул плечами и воскликнул:
- Всемогущий и Вечный Отец! Ты видишь скорби этих людей, которым ты дал
уразуметь тебя через Иисуса, отрока твоего! Перед тобою открыта
бесконечность вселенной и все глубины бездны, но ты же видишь и терзание
моего сердца, которое не может сносить слёз моих братьев. Прости мне, что
смею тебя умолять, - не постыди нас всех, оживившихся верою, и соверши
невозможное, как возможное, ибо твоя есть сила и слава вовеки!
Все александрийские христиане повторили эту краткую молитву кривого
художника и все сразу, поднявшись, запели псалом и пошли из города в
смиренье толпой к горе Адеру, а впереди их шёл, тихо молясь, их епископ.
О движении христиан в тот же час дали знать градоправителю, у которого
в ту пору было много именитых гостей, и он, и все его гости захотели поехать
к горе, где надеялись видеть, как будут смешны христиане. Градоправитель, в
пурпуровой с золотом тоге, ехал впереди всех в колеснице, выложенной
серебром и слоновою костью, с львиными головами на гайках, где колёса были
привёрнуты к оси. Вороные кони его были прямые потомки коней фараона, их
чёлки и остриженные гривы покрыты золотою тяжёлою сеткой работы |