морду, а сам плакался горько.
X
Но, как говорится - Москва слезам не верит, то и я со своими слезами не
помог себе, и по сем враз же мне повелено было принять благословение у
родителей и ехать в город вместе с самим владыкою, или, наипаче сказать, не
с ним, а с его посошником, сидевшим в подвесной будке за архиерейской
каретой.
Так-то налим отвязался и ушел или был скраден злыми соседями, а к
вместо него попался на шворку, и затем о преподобном попе Маркеле и о его
процентных операциях никакого разговора, сдается мне, у отца моего с
архиереем совсем не было, а для меня с сей поры кончилось время счастливого
и беззаботного детства, и началось новое житье при архиерейском доме, где я
получил воспитание и образование по сокращенному методу, на манер принца, и
участвовал в наипышнейших священнодействиях, занимая самые привлекающие
внимание должности. И на сем месте обозначается естественный перелом в моем
житии, ибо до сей поры я созревал в домашнем своем положении, какое получил
по рождению своему в моем семействе, а отсюда уже начинается умственное и
нравственное мое развитие, составляющее как бы вторую часть моей биографии,
впоследствии еще подразделяемую и на третие.
XI
Архиерей как вначале показал себя очень простым и добрым человеком, так
вообще и далее таков же оставался и очень немалой любви заслуживал. Правда,
что иные находили в нем как бы не весьма много духовности, но зато он был
превеликий любитель миролюбия и хозяйства и столько был в это вникателен и
опытен, что с приходящими просителями всего охотнее говорил о произрастениях
из полей и о скотоводстве, и многие советы его были удивительны. Так,
например, жителям местности, где воспитывают свиней, он подал совет: как
можно в точности узнавать толщу сала, покалывая живую свинку в спину шилом,
от чего она только мало визжать будет; а в другой раз рассказал всем
страдавшим от покражи птиц |