отому, что жилось ему, а
потому, что хотел и старался жить". Далее (232) он же заявляет, что "лет
сорок тому назад и десятой доли не причащалось, что ныне". Автор, вероятно,
не замечает, что, значит, дела идут не хуже, а лучше...
В новом положении о. Алмазов запирается в свой кабинет, садится под
балдахин с крестом и пишет записку об улучшении быта духовенства в его
благочинии, в котором, впрочем, и без того все быстро изменяется:
"погребение бедного совершается точно так же, как и богатого; так и
крещение, так и все; большая часть поборов по приходам упразднена;
священники ни одной обедни не служат без проповеди", - словом, все
поднимается и оживляется, "как по мановению волшебной палочки" архиерея
Хрисанфа. - В это время Вера Николаевна рождает отцу Алмазову дочь, которую
крестят благочестивый Осокин и благочестивая же г-жа Скалон.
Здесь автор, может быть, невзначай, но очень верно и зло характеризует
в лице г-жи Скалон все наше "дамское благочестие". (Разумеется, если тут
есть на кого-нибудь намеки, то мы не виноваты в этом ни перед одною г-жою
Скалон, как и ни перед одною г-жою Кашеваровою) (238). "Супруги жили вместе
лишь для соблюдения внешних приличий (г-н Скалон не любил г-жу Скалон).
Жена сначала искала утешения в светских наслаждениях (?!), но когда
расточительность мужа сделала их невозможными, она решилась искать
религиозных утешений"... Das ist eine alte Geschichte дамских коловращений,
разрешаемых в смысле народной пословицы: "на тебе, боже, что нам не гоже".
Вера Николаевна избрала г-жу Скалон восприемницею своей дочери, тем более
что муж ее на целых полгода уехал тогда за границу с своей фавориткой,
одной модной разводкой, бросившей своего мужа. - Нигилизм в нашем русском
обществе вступал уже в это время в "свой период". Эти положения одно
другого лучше: г-жа Скалон была избрана восприемницею, |