ядок любят и справедливый суд судят.
- Ага! вот какая ты Шехерозада! Ну, однако же я не султан и долго тебя
слушать не намерен; но ты очень вольно рассуждаешь. Сделай же ты мне теперь
до выбору еще два платка, только так, чтобы могла мне угодить. Назначь
такую птицу, которой дано в самых высях парение и оттоле широкое
созерцание.
Говорит он ей это, ясно знаменуя птицу орла, на котором желал опереть
свои нози, но прямо то выразить и ей не желал, чтобы не было пересказу, а
ее вкусу и благоразумной догадке доверялся; но она хотя тонкий вкус в
изучении своего мастерства имела, но почтительную догадку ко угождению
особам через многочтение светских книг совершенно утратила и ум свой и
доброту чувств испортила. Так она, своими затеями водяся, принесла ректору
два новых заказа, где на одном была преизящно расшита малая телом птица,
имеющая предлинные, как распущенные парусы, долгие крылья, а другая -
ласточка. Понятно, что они обе ректору не понравились, и он спросил о
первой: "Это что за помело и что оно выражает?"
Девица же отвечала:
- Это океанская птица, по названию Фрегат. Она над беспредельностью
вод летает на такое далекое пространство, куда ни один орел не смеет
отважиться.
А ректор сказал:
- Не твое дело говорить так об орле: на орла изображении высший сан
духовный в церкви становится.
Девица покраснела и стала приносить извинения, что об орлецах, в
служении употребляемых, не знала, а судит об орле так потому, что птицы эти
хищничеством живут, других терзают и живую кровь проливают. Для того ей и
казалось, что орлы на языческих знаменах изображены, а в христианском вкусе
ей лучше орлов кажется тихая ласточка, милосизая птичка, у окна мирных
домов обитающая, отлетающая и опять к нам отовсюду возвращающаяся.
Ректор ее слушал и на нее смотрел и молвил:
- От кого ты, однако, таким неи |