не
и которая в это время успела приобрести себе кличку Варьки-бесстыжей.
Впрочем, ее никто не обегал, потому что она была и работница хорошая и из
хорошего дома. О ее родных говорили, что они "первые хозяины", и Варьке по
ним везде был почет, хоть и знали, что она баба гулящая. Ну да "у нас (как
говорят гостомльские мужики) из эвтого просто", - ворон ворону глаза не
выклюет. У нас лягушек очень много в прудах, так как эти лягушки раскричатся
вечером, то говорят, что это они баб передразнивают: одна кричит: "Где
спала! где спала!" - а другая отвечает: "Сама какова! сама какова!" Впрочем,
это так говорят, а уж на самом деле баба бабу не выдает: все шито да крыто.
Только стариков так иной раз выводят на чистую воду. Зато уж старики и
молчат, не упрекают баб ничем, а то проходу не будет от них; где завидят и
кричат: "Снохач! снохач!" У нас погудка живет, что когда-то давненько в нашу
церковь колокол везли; перед самою церковью под горой колокол и стал,
колесни завязли в грязи - никак его не вытащить. Припрягли еще лошадей, куда
только можно было цеплять; бьют, мордуют, а дело не идет, потому что лошади
не съезженные: одна дернет, а другая стоит. Никак не добьешься, чтобы все
сразу приняли. Бились, бились и порешили, что лучше взвести колокол на гору
народом. Собрался весь народ, подцепили за передок колесней веревки,
крикнули:
Первой, другой
Разом!
Еще другой
Котом!
Ухха-ху-о!
Колокол пошел, но на половине горки народ стал; отдохнуть. Тут
разумеется, сейчас смехи да пересмешки: кто как, вез; да кто надюжался, кто
лукавил. Шутили так, отдыхаючи.
- Ну, будет! - крикнул дьячок. Молодой был парень и шутник большой. -
Будет, - говорит, - стоять-то да зубы скалить, принимайся опять.
Народушка опять взял |