скривя губы, говорил:
- Веруй, а не испытуй. Верующему приложится, а у испытующего отнимется.
Все здраво рассуждавшие люди знали, что надо верить, и верили. За это им и
давалось по вере их.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Когда вошел в казначейскую комнату Николай Фермор, "косоротый" придержал
его, пока два случившиеся здесь офицера вышли, а потом предложил ему для
учинения расписки казенную книгу, а когда тот расписался в получении
следовавших ему казенных денег (кажется, что-то около сорока рублей), тогда
казначей подал ему эти деньги и затем, спустя левую руку в стоявшую возле него
корзину, подал пачку ассигнаций, перетянутую желтою бумажною полоской.
Положив эту пачку на стол рядом с отсчитанным казенным жалованьем,
"косоротый" черкнул у себя в тетрадке карандашиком и, задвинув тетрадь в стол,
ждал, чтобы Фермор вышел и дал место другому офицеру.
И Фермор действительно от него ушел, но пачки, перетянутой бумажною
полоской, не тронул.
- Что же вы? - проговорил ему вслед "косоротый".
Фермор остановился.
- Что же вы не берете? Это ведь тоже ваше.
- Что такое? - спросил, недоумевая, Фермор.
- Свое, что вам следует.
- Я получил все свое, что мне следует.
- И это тоже вам следует.
Казначей опять показал глазами на оставшуюся на столе пачку.
- Что же это такое?
Казначей посмотрел на него значительно и с неудовольствием и отвечал:
- Что я вам буду рассказывать! Это деньги.
- Какие?
- Государственные ассигнации.
- Сколько же их здесь?
- Сколько? Об этом не говорят, но можете сосчитать, сколько их здесь. Тут
четыреста рублей.
- И они мои?!
- Да, ваши.
- Решительно не понимаю! - произнес, двинув плечами Фермор.
- Ну, так и не понимайте, - отвечал "косоротый" и при выходе Фермора бросил
предназначавшуюся ему пачку опять назад в корзину.
А Николай Фермор, выйдя в комнату, где были офицеры, отыскал тех из них, с
которыми уже ус |