кий отмалчивался или коротко
отвечал:
- Как же, девонька, я думаю.
- Хоть бы ты ко мне их присылал поучиться, - предлагала ему
почтмейстерша.
Пизонский и от этого отделывался:
- Дики они у меня, дружок: очень сиротливы; людей не видали; куда им в
господском доме!
У Константина Ионыча насчет воспитания сирот были свои планы, о которых
он ни с кем не говорил, но которые знал до малейших деталей.
Совесть, не допускавшая Пизонского никому ни на шаг перебивать никакой
дороги, изощрила его внимание к тем бросовым средствам, которые лежат
праздными, которые как бы никому ни на что не нужны и не обращают на себя
ничьего внимания. Неудача почтовой карьеры еще более убедила Пизонского, что
он не может идти путями протекций. Он чувствовал, что ему пригодны одни
прямые пути; что для него гораздо удобнее брать в свои руки то, чем небрегли
другие и что не даст ему ни недостойной борьбы, ни врагов и завистников.
Пизонский видел, что на нашей просторной земле, на нашей широкой
полосе, и нежатой и неоранной, еще нетронутого добра будет и преизбудет на
всякую плоть, не щадящую пота своего, и он сделал новый шаг к устройству
сирот своих. В одно лето Пизонский явился на сходку в Думу и сказал:
- Не будет ли, господа думцы, вашей милости пустить меня с сиротами
покормиться под мост на пустой остров?
- И вправду, - заговорило общество, - пустим их на наш пустой остров.
Все равно ведь от этого пустыря никакой пользы нет, - пусть же этою лядою
хоть добрый человек пользуется.
И Пизонский безданно и беспошлинно получил в долгосрочную временную
собственность пустой остров - царство запустения, бурьяна, ужей и крапивы.
Это приобретение было для Пизонского таким великим счастьем, что он не
мог и вообразить теперь кого-нибудь счастливее себя на целом свете. В первый
же год по получении в свою власть этого острова он поставил здесь хибарочку,
выкопал зем |