минуту уединенного свидания с Сашей, просил у нее прощения.
В чем заключались те вины Иосафа Висленева, которые Александра Ивановна
разрешала и отпускала ему не иначе как после покаяния? Это оставалось
тайной, этого никто из родных и домашних не знал, да и не усиливался
проникнуть. Однажды лишь одной досужей соседке вдовы Висленевой удалось
подслушать, как Саша журила Иосафа Платоновича за его опыты в стихотворстве.
Это многих возмутило и показалось капризом со стороны Саши, но Иосаф
Платонович сам сознался матери, что писал в стихах ужасный вздор, который,
однако, отразился вредно на его учебных занятиях в классе, и что он даже
очень благодарен Саше за то, что она вернула его к настоящему делу.
Это раз навсегда примирило мать Висленева с тенями в отношениях Саши к
Иосафу Платоновичу, и вдова не преминула, кому только могла, рассказать о
Сашенькиной солидности.
Солидности этой, однако, не всеми была дана одинаковая оценка, и многие
построили на ней заключения невыгодные для характера молодой девушки.
Некоторые молодые дамы, например, называли это излишнею практичностью и
жестокостью: по их мнению, Саша, имей она душу живую и восприимчивую, какую
предполагает в себе каждая провинциальная дама, не убивала бы поэтические
порывы юноши, а поддерживала бы их: женщина должна вдохновлять, а не убивать
вдохновение.
Вдова Висленева не внимала этим речам, ей нелегко было содержать сына в
школе, и потому она страшно боялась всего, что угрожало его успехам, и
осталась на стороне Саши, которою таким образом была одержана первая
солидная победа над всеми желавшими соперничать с нею в семье жениха. Старые
дамы глядели на дело с другой стороны и, презирая вдаль, предсказывали
утвердительно одно, что Саша раньше времени берет Иосафа Платоновича под
башмак и отныне будет держать целую жизнь под башмаком.
Мать Висленева явила столько характера, что не смущал |