как похоронный марш... Вот слышите? Это, кажется, "Успокой его бог навсегда"
- траурный блюз.
- Невеселая мелодия. Такую лучше слушать на кладбище, - проворчал Барон. -
А что
он сейчас затянул?
Недоброе предчувствие сжало мое сердце. Труба не давала сосредоточиться...
Но по ком
она плачет?
- Быстрее! - крикнул я Барону и взбежал по трапу. - Мне кажется, здесь
что-то
произошло!
- Если Вулрих отравился или повесился, я только порадуюсь за себя, -
процедил Барон,
но все же ускорил шаг.
Муллинс сорвался в такой вой, что у меня вновь потемнело в глазах.
- Я проломлю этому трубачу его кумпол его же трубой! - Барон завелся не на
шутку.
Мы подбежали к рубке и распахнули дверь.
Москат Муллинс сидел на полу, по-турецки поджав ноги, закрыв глаза, и
самозабвенно
играл на трубе блюз "Он больше не шевелится". Импровизация завершалась такими
мощными
звуками, что стекла дребезжали и подпевали тоненькими голосами. Это были
последние
аккорды похоронного марша. Муллинс вплел в него свое настроение, но мелодия той
песни, с
которой провожают в последний путь, проступала очень явственно.
Музыка умолкла. Муллинс открыл глаза. Он не видел нас. Он был невменяем.
Перед ним лежала Элен Фицрой. Она была все в том же бикини - белая ткань с
черными
горошинами. Одна такая же "горошина" застряла во лбу. Но те, на ткани, были
просто
синтетическими, а дырочка от пули называлась смертью.
Глава 4
Луи Барон рассматривал точеное лицо Элен, ее разметавшиеся черные волосы,
загорелую
кожу...
- Красивая женщина... - наконец, произнес он.
Москат Муллинс вроде как пробудился от летаргии и поднял мутные тяжелые
глаза на
меня:
- Налей чего-нибудь... На поминках всегда пьют в память об умершем...
Осторожно обойдя убитую Элен, я приблизился к трубачу и легонько надавал
ему по
щекам:
- Москат, что произошло? Кто убил Элен?
- Ты принес мне выпить? - это было единственное, |