платить, не
зная, какой окажется общая сумма компенсации, и еще до того, как оговорена
методика подсчета ущерба?"
В другой раз он сказал: "Требование такой большой суммы, по сути, может
быть охарактеризовано как шантаж. Майон знал, что если дело дойдет до суда и
будет доказано, что действия моего клиента мотивировались тем фактом, что
его дочь была обесчещена, то присяжные вряд ли поддержат идею компенсации
ущерба. Но он также знал, что мы не хотели бы прибегать к такому способу
защиты".
- Не фактом, - возразил Вулф, - а только лишь верой. Его дочь
призналась, что сказала неправду.
- Мы могли бы доказать, что факт имел место, - настаивал Арнольд.
Я посмотрел на Клару, приподняв брови. В отношении последовательности
лжи и правды в ее словак возникало решительное противоречие, но либо она и
ее отец не понимали значимости этого, либо просто не хотели вновь затевать
оставленный спор.
В третьем месте Арнольд сказал: "Даже если бы мой клиент совершил
что-то противозаконное, и был бы повод взыскать с него за ущерб, о сумме
речь могла зайти не раньше, чем удались бы определить размер этого ущерба.
Мы, без всякой предвзятости, для полного урегулирования вопроса и отказа
противной стороны от дальнейших претензий, предложили двадцать тысяч
долларов. Они это отвергли. Они требовали немедленной оплаты предъявленного
счета. В конце концов удалось сойтись на одном: нужно сперва договориться об
общей сумме ущерба. Именно для этого там присутствовал доктор Ллойд. Его
спросили, какой он может дать прогноз, и он ответил, что... впрочем, зачем
мне пересказывать? Он здесь и может сам дать объяснения.
Вулф кивнул.
- Пожалуйста, доктор.
Я подумал: боже мой, опять все сначала, только с другим экспертом! Но
Ллойд пощадил нас. Он говорил нормальным языком, и часа ему не
потребовалось. Прежде чем начать, он еще раз отхлебнул от своей третьей |