ницей и поселиться в "хорошенькой маленькой квартирке", говорит
прилично:
- Я приехал сюда, чтобы вступить в службу герцога, и вдруг увидел тебя!
Тогда я забыл
все. Эсмеральда, мы убежим отсюда нынешней ночью. Я увезу тебя в Германию.
Император принимает людей всех наций, можно служить с честью везде!
Эсмеральда радостно отвечала:
- Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца, без
матери... Ах,
если бы ты принял меня в служанки, я бы следовала за тобой на край земли - я бы
служила тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина, и была бы
счастлива! И быть твоей женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник,
мой супруг! Ах, вези меня туда...
Как дрожал голос Асенковой при этих словах, как сияли ее глаза, как
трепетало все ее
существо, как любила она! Бедный Дюр - Феб, который стоял спиной к императорской
ложе и прекрасно видел, куда смотрит Варя, едва за голову не схватился в
смятении.
Потому что столько страсти было в голосе актрисы, словно она читала не
причесанный
монолог Бирг-Пфайер, а произносила те страстные слова, которые сам Гюго вложил в
уста своей Эсмеральды в романе:
- Плясунья венчается с офицером! Да я с ума сошла! Нет, Феб, нет, я буду
твоей
любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для
того и
создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена - что мне до этого? Зато
любима! Я
буду самой гордой, самой счастливой из женщин!
Николай Павлович сидел прямо... У него и всегда-то была горделивая осанка,
а теперь
его развернутые плечи словно окаменели..
"Я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты
пожелаешь.
Ведь я для того и создана..."
Что и говорить - sapienti sat ...
Ничего себе - восхищенное дитя!
- Очень мило, - натянуто выговорила Александра Федоровна, легонько похлопав
ладонью о ладонь. - Право, очень мило!
Это стало сигналом к бурным аплодисментам, с |