ось много русских дам.
Дежурный офицер был к ним добр, принял и передачи, и записки, и даже ответы
вынес...
"Что за идиллия?" - недоумевала Нина. Оказывается, оккупанты быстро поняли, что
сделали грубую ошибку, арестовав ни за что ни про что самых видных эмигрантов.
Но как
бы погрозили всем русским парижанам пальцем: "Ведите себя хорошо, а то ведь мы
вас
всех вывезем в Германию, и дело с концом, а там уж лагерь будет похуже!" Из
тысячи
человек, арестованных 22 июня 1941 года, многие были освобождены через два-три
месяца, остальные - через полгода.
Угрозы бывшим узникам "впрок" не пошли. Как будто этот внезапный арест
расставил
все точки над "i", как будто подсказал им, что надо делать... Не всем, конечно.
Однако Игорь Александрович Кривошеий решил: он должен как-то помочь тем,
кто
остался в лагере (а среди них были и люди, чьи семьи остались в настоящей
нужде). Он
обратился к матери Марии , которая стояла во главе общежития и столовой для
неимущих
при русской церкви на улице Лурмель.
Очень скоро там был создан Комитет помощи заключенным лагеря Компьень, а
позднее и всем русским жертвам нацизма во Франции. Комитет просуществовал вплоть
до ареста матери Марии гестаповцами в феврале 1943 года.
Это была целая организация, которая действовала под носом у Юрия Жеребкова,
приехавшего из Берлина (у него было прозвище - русский фюрер) и назначенного в
Париж
для управления русской колонией.
Жеребков активно сотрудничал с гестапо, издавал гнуснейшую газетку на
русском
языке, в которой платили огромные гонорары (однажды Иван Шмелев не устоял,
напечатался в ней.., и это сильно подпортило ему репутацию среди своих!),
выдавал
справки "о личности".
Нина долго размышляла: включиться в работу Комитета или нет? Она думала
так: раз
муж подвергается опасности, то она ради Никиты должна формально стоять в
стороне. И
когда Игорь Александрович начал вести совсем уж секретную деятельность в боевой
организации (он |