То молодой человек, бывший студент и прапорщик, недурной стихотворец и
начинающий прозаик, вдруг восклицал в приступе патологической откровенности:
- За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую
шляпу,
отличные ботинки...
Легко осуждать его, этого молодого циника. Но никто не знает, как бы кто
поступил,
когда нечего есть. До того нечего, что даже поганый гороховый хлеб, поев
которого люди
кричат от колик, перестали выдавать по карточкам! Тогда одесские евреи, узнав,
что на
Киев идет атаман Зеленый под лозунгом "Бей жидов и коммунистов, за веру и
Отечество!", жарко шептались:
- Я сам, так сказать, жид, но пусть хоть дьявол придет, только бы этих
вымели!
И хоть говорили, что черт просто мальчишка и щенок по сравнению с красными,
однако их вдруг в самом деле начали выметать... Одесса за время Гражданской
войны не
единожды переходила из рук в руки, власть менялась куда чаще, чем времена года,
и не
эта ли неустойчивость окружающего мира однажды поколебала страсть, которую
испытывала Надежда Плевицкая к своему любовнику в клошах? Русский народ сам про
себя говорит: "Из нас, как из дерева, и дубина, и икона!" Надежде осточертело
быть
дубиной, а вновь захотелось сделаться иконой. Да и, несомненно, она тоже поняла,
как
знаменитая Екатерина Кускова , что "русская революция проделана была
зоологически".
И это, конечно, оскорбление зоологии и зверям. Потому что до таких зверств
человеков,
на которые нагляделась Надежда, не додумается никакой зверь зоологического
мира...
А между тем Деникин наступал на Одессу. Сейчас было не до концертов, и даже
любовница всесильного Шульги вынуждена была работать в лазаретах в отступающих
частях Красной армии. Впрочем, Надежда ничего не имела против работы милосердной
сестры: это было привычно. Чужая боль помогала отвлечься от страха за свою
жизнь, от
ужаса перед будущим. И вот как-то раз в лазарет привезли раненого красного
командира
Юрия Левиц |