ькали ноги под высоко поднятым
сарафаном. - Она мне жизнь спасла - сначала. А потом заманила сюда. Я думал,
спрятать
хочет...
- Я тоже когда-то так думал, - пробормотал незнакомец, рассеянно, как вдруг
встрепенулся: - Жизнь спасла, говорите? Похоже, это вошло в привычку у нашей
безумной
сластолюбицы! И как же это произошло, если не секрет? Где?
- Здесь, в деревне, где же еще, - неохотно буркнул Данька. - Я остановился
на ночлег в
одном доме, ночью на меня напали, ну, спрыгнул во двор, а там куча народу
навалилась, я
бежать, думал, уже конец мне, да тут эта девка откуда ни возьмись, завела в
какие-то
заросли, потом сюда, ну и вот...
Он нарочно частил, избегая подробностей, однако незнакомец, кажется,
обладал
умением слышать недосказанное:
- Во имя неба! Неужели и вы стали жертвой толстого рыжеволосого туземца и
его
приспешника, обладателя головы, которая напоминает приплюснутую дыню?!
- Огурец, - возразил Данька. - Семенной огурец, с толстой, потрескавшейся
кожурой,
уже перезрелый и сморщившийся.
Незнакомец некоторое время размышлял, потом слабо усмехнулся:
- Вы правы! Как огородник, вы, конечно, более опытны, сеньор... Как вы
полагаете,
может быть, мы забудем об условностях, согласно которым два идальго должны быть
представлены друг другу неким высокочтимым патроном, и, применись к нашим
необычным обстоятельствам, представимся друг другу сами? Это не очень претит
вам,
сударь?
Строй речи этого человека, самый звук голоса необычайно нравились Даньке.
Эх, если
бы и он мог выражаться столь же изысканно и витиевато! Должно быть, перед ним
человек благородного происхождения, какой-нибудь родовитый иноземный боярин,
попавший в опасную, жуткую переделку. Каковы же причины этого? Ну, каковы бы они
ни были, они не ужаснее тех, из-за которых оказался в Лужках Данька...
Стоило подумать об этой, как слезы начали наплывать на глаза. Горло
стеснилось, и
Данька сказал хриплым голосом:
|