н ведь сам учил ее гиштории, и они вместе
рассуждали когда-то, правдивы ли были обвинения против Бориса Годунова в
убийстве
царевича Димитрия.
Да, верно: Софья неслучайно выбрала именно день 15 мая для мятежа! Но если
еще
утром она была готова отдать страшный приказ... вернее, готова была закрыть
глаза на то,
что свершится как бы само собой, как бы против ее воли, - допустить гибель
мачехи и
сводного брата, то теперь пролившаяся кровь, мученическая смерть Матвеева и
Афанасия
Нарышкина отрезвили ее. И она лихорадочно размышляла о том, что даже если она
добьется нынче того, о чем мечтала, даже если ненавистные Нарышкины сгинут, а ее
провозгласят правительницей при немощном брате Иване, то имя ее будет навечно
запятнано кровью. Когда пройдет кровавый угар и народ опамятуется, он назовет
Петра и
царицу Наталью мучениками, а ее, Софью, - душегубицей. Сколько бы она потом ни
задаривала стрельцов и прочих мятежников, толку не будет, ибо народ, как и
брюхо,
добра не помнит. И правление ее будет обречено на позор и проклятия: ведь если
мужчину за кровопролитие еще извинили бы, как извинили Бориса Годунова, то
женщину
не простят никогда.
Поэтому Софья покачала головой в ответ на страстные уговоры Федора
Шакловитого и
под охраной его и Сильвестра вышла из своих покоев.
Теперь ей стал вполне ясен смысл библейского выражения о том, что посеявший
ветер
пожнет бурю.
Жертв мятежа трудно было счесть. Убили уже несколько человек, которых по
внешнему сходству приняли за Ивана Нарышкина. Трех меньших братьев царицы
Натальи
и отца ее пощадили только с условием, что они немедля постригутся в монахи. Убит
был
даже несчастный доктор Даниэль, немец, пользовавший умершего царя Федора, и как
ни
уговаривала Софья вместе с прочими царевнами стрельцов, ей не удалось уверить,
что он
ни в чем не виновен, и выпросить ему жизнь.
Она сама теперь уже не могла утихомирить мятежников, алчущих крови, не чем
иным,
как уговорить Иван |