Некоторое время возле шлагбаума слышались только глухие звуки ударов да
хриплое одышливое дыхание трех человек, затеявших в этом забытом месте
старую как мир игру. Постепенно Алехин почти перестал ощущать боль. На свете
не осталось ничего - ни боли, ни надежды, ни даже обиды. Ничего, кроме почти
инстинктивного стремления доползти до машины, забиться под обросшее грязью
днище, туда в душную темноту, где не достанут ни сапожища, ни приклады...
Ухватившись онемевшими руками за крошащийся под пальцами, изъеденный
ржавчиной нижний край кузова, он мучительно медленно стал подтягивать вперед
ставшее непомерно тяжелым тело, помогая себе непослушными ногами. Вот уже
пальцы нащупали карданный вал... еще немного...
- Куд-да, сучара? - с лютым весельем спросил лейтенант. - Ишь, какой
хитрец выискался! Степанов, ну-ка, верни его на место! Я с ним еще не
закончил.
Степанов с готовностью забросил автомат за спину и ухватился за торчащие
из-под машины ноги в кроссовках. В последний момент во всем этом ему
почудилось что-то до боли знакомое, но вспоминать было некогда, и он изо
всех сил потащил этого козла вонючего из-под его ржавой телеги. Это
оказалось неожиданно легко: козел, как видно, совсем спекся, и через
мгновение он уже был весь снаружи - распластанный, готовый к употреблению и
с каким-то белым свертком в руках.
- Эт-то еще что тако... - начал было лейтенант, но Степанов уже вспомнил.
Выпустив ноги этого придурка, который на деле оказался не таким уж
придурком, сержант столичной ГАИ Степанов попытался закрыть лицо руками и
каким-то чужим, тонким, как у персонажа мультфильма, голосом пискнул:
- Не на...
Был такой боевик - давненько уже. Американский, кажется.
Еще в застойные времена.
Сверкнули вспышки выстрелов - раз, два и еще раз, для верности, потому
что лейтенант еще стоял, медленно наклоняясь. Стало тихо, лишь звякнула,
откатившись, медна |