, иногда я выпиваю. Есть да не пить - ведь
это же тоска смертная. Давай поищем усадьбу, где есть пианино.
Я смекнул: "Если есть пианино, значит, усадьба богатая, там будет, чем
поживиться".
Такую усадьбу мы нашли под вечер. Фалькенберг надел мое городское
платье и велел мне нести мешок, а сам шел налегке, будто гулял. Он
отправился прямо в комнаты с парадного крыльца и пробыл там довольно долго,
потом вышел и сказал, что будет настраивать пианино.
- Что будешь?
- Тише ты, - сказал Фалькенберг. - Я не люблю хвастать, но мне
приходилось уже делать такую работу.
И когда он достал из мешка ключ для настройки, я понял, что он не
шутит.
Мне он велел дожидаться где-нибудь неподалеку, покуда он меня не
позовет.
Коротая время, я стал бродить вокруг усадьбы, и, когда проходил под
окнами, слышал, как Фалькенберг в комнатах ударяет по клавишам. Он не умел
играть, но у него был хороший слух, он подтягивал струну, а потом ровно на
столько же ослаблял. И пианино звучало ничуть не хуже прежнего.
Я разговорился с одним здешним работником, совсем еще молодым парнем.
Он мне сказал, что получает двести крон в год, да еще живет на хозяйских
харчах. Встает он в половине седьмого утра и идет задавать корм лошадям, а в
страдную пору приходится вставать в половине шестого и работать весь день,
до восьми вечера. Но он не унывает и доволен тихой жизнью в своем маленьком
мирке. Как сейчас вижу его красивые, ровные зубы и чудесную улыбку, с
которой он говорил о своей девушке. Он подарил ей серебряное кольцо с
золотым сердечком.
- Ну и что она сказала?
- Удивилась, ясное дело.
- А ты что сказал?
- Что сказал? Сам не знаю... Сказал: носи на здоровье. Хочу еще
подарить ей материи на платье...
- А она молодая?
- Да. Совсем молоденькая, и голос у нее, как музыка.
- И где же она живет?
- Этого я тебе не скажу. А то пойдет сплетня по всей окр |