нравились ей преимущественно те, которые находили ее несравненной.
Прекрасно зная, что успех не дается без труда, она прилагала все
старания, чтобы обольщать, и не знала ничего приятнее, как наслаждаться
данью восторженного взгляда и умиленного сердца - этой неукротимой
мышцы, которая приходит в трепет от одного слова.
Она очень удивлялась, что ей так трудно покорить Андре Мариоля, - с
первого дня она ясно почувствовала, что нравится ему. Потом мало-помалу
она разгадала его недоверчивую природу, втайне уязвленную, очень
глубокую и сосредоточенную, и, играя на его слабостях, стала оказывать
ему столько внимания, такое предпочтение и такую искреннюю симпатию, что
он в конце концов сдался.
Особенно за последний месяц она стала чувствовать, что он смущается в
ее присутствии, что он покорен, молчалив и лихорадочно возбужден. Но он
все еще удерживался от признания. Ах, признания! В сущности, она не
очень-то любила их, потому что, если они бывали чересчур пылки, чересчур
красноречивы, ей приходилось проявлять жестокость. Два раза она даже
была вынуждена рассердиться и отказать от дома. Но она обожала робкие
проявления любви, полупризнания, скромные намеки, тайное преклонение; и
она проявляла исключительные такт и ловкость, добиваясь от своих
поклонников такой сдержанности.
Вот уж месяц, как она ждала и подстерегала на губах Мариоля слова, в
которых изливается томящееся сердце, - ясные или только намекающие, в
зависимости от характера человека.
Он не сказал ни слова, зато он пишет ей. Письмо было длинное, целых
четыре страницы! Она держала его в руках, охваченная радостным трепетом.
Она вытянулась на кушетке, скинула на ковер туфельки, чтобы устроиться
поудобнее, и стала читать. Она была удивлена. Он в серьезных выражениях
объяснял, что не хочет из-за нее страдать и что уже достаточно хорошо
знает ее и не хочет быть ее жертвой. В очень учтивых фразах,
преиспол |