ещью, пакетом или, лучше сказать,
стреноженной скотиной. Но скотина может хотя бы отказаться от
кормежки. А смертник такой возможности лишен. Его ублажают так
называемым "спецрационом" (в тюрьме Френ стол ¬ 4 включает в
себя молоко, сахар, сладости, вино, сливочное масло); тюремщики
следят за тем, чтобы он питался как следует. Скотина, идущая на
бойню, должна быть в хорошей /форме/. Эта вещь или скотина
имеет одно-единственное право -- право на мелкие поблажки, на
удовлетворение прихотей. "Какие они все привередливые!" -- без
тени иронии восклицает начальник тюрьмы Френ, имея в виду
смертников. Спору нет, но как иначе сочетать это подобие
свободы с достойным выбором, без которого человек не может
обойтись? Привередливый или непритязательный, начиная с момента
вынесения приговора, осужденный попадает в чрево бесстрастной
машины. Неделю за неделей он крутится в колесном механизме,
управляющем всеми его действиями, и в конце концов передающем в
руки, которые уложат его на машину для убийства. "Посылка"
подчинена не случайностям, управляющим жизнью живого существа,
а механическим законам, которые позволяют ей безошибочно
предвидеть день собственной казни.
Этот день подводит итог всему предыдущему существованию
смертника в роли предмета. В те три четверти часа, что отделяют
его от казни, неотвратимость смерти подавляет все; перед
связанным и покорным зверем разверзается ад -- и что в
сравнении с ним та преисподняя, которой его пугают! В конечном
счете древние греки с их цикутой были куда человечнее: они
предоставляли смертникам относительную свободу, возможность
отсрочить или приблизить час собственного конца. Они признавали
за ними право выбора между самоубийством и казнью. Мы же, из
пущей предосторожности, вершим правосудие сами. Впрочем, о
настоящем правосудии можно было бы говорить лишь тогда, когда
осужденный, за много месяцев наперед опов |