вал какое-либо предприятие.
Парикмахерскую, комнату страха... а в первом отряде даже должна была
работать баня. Кира с Ленкой и отрядный актив устроили мозговой штурм.
Нужно было выделиться, нужно было придумать нечто такое, на что охотно
ринутся и малыши, и убеленные сединами... ой... старшеклассники. Кира
взглянула в сторону глухих терминаторских апартаментов.
- Привидение, - внятно сказала она.
(...)
Кира, под нарастающую какофонию спрятав в тумбочку уже сосчитанные деньги,
вышла на крыльцо. Оценила происходящее, решила, что, освободившись, даст
Ринальдо по шее, и, наклонясь над орущим дитятей, внятно и веско
произнесла:
- Я тебя стукну. И ты станешь фиолетовой.
Ируська заткнулась. Она просчитывала исходящую от Киры опасность. И
недорассчитала. Потому что первый и единственный раз в истории "Чайки"
Кира перекинула скандалящую красавицу через колено и шлепнула недрогнувшей
рукой пониже спины. Наступила тишина. На крыльце в свою очередь появилась
Ленка и, закатывая от счастья глаза, непередаваемым тоном изрекла:
- Благода-ать...
Ируська была повержена надолго. Она даже не помчалась жаловаться маме. Она
сидела на земле перед третьим отрядом и все ждала, когда же начнет
окрашиваться в фиолетовый цвет.
(...)
- Какого покойника?! - сказано было так, что могла постигнуть кондрашка. И
Симрик не стал тянуть.
- Пункт третий. Физрук.
Только после его сообщения они осознали весь ужас оговорки начальника на
торжественной линейке. Ведь, согласно совершенно достоверным данным,
физрук умер лет двадцать назад прямо здесь, в лагере, в этом самом
заброшенном корпусе. То есть, тогда еще не заброшенном. Но все равно умер
- дети довели. Однако дух его не давал знать о себе в течение долгого
времени, и вот - был разбужен роковыми словами Ростиславыча. Скажи тот:
"Поздравляю и физрука Геннадия Андреевича", - ничего бы не было! Но весь
лагерь помнил, что Рома имени не назвал, а значения тогда не придали, и
нате... Ко |