ни! До встречи и
знакомства с вами все другие, даже друзья мои, - только бессмысленно трещали
мне в уши, говорили мне хорошие слова, а вы не только обласкали меня, но и
сделали для совершенно неизвестного вам человека то, чего не сделал бы и
отец родной! Вы мне дали крылья, и я, до сих пор скромно ползавший, как
червяк, по пыльной земле, теперь чувствую себя таким сильным, таким...
мощным, что кажется мне - несколько взмахов этими сильными новыми крыльями,
и я взлечу к самим небесам!!
- Куколка, не улетайте от нас, - сентиментально попросил Новакович.
- О нет! Вы для меня теперь самые родные, и я вас никогда не покину!! Я
должен быть около вас, вдыхать, впитывать тот благородный аромат чистой
поэзии, который вас окружает и который я буду вдыхать одной грудью с вами.
До встречи с вами я был мелок и вял - теперь я будто окреп и вырос! Друзья!
Я, конечно, знаю, что в ваших газетных заметках обо мне много дружеского
преувеличения, многого я еще не заслужил... Но, друзья! Я сделаю все, чтобы
оправдать эти ваши даже преувеличенные надежды на меня! Теперь у меня
появился смысл и цель работы, и я клянусь вам, что наступит время, когда вы
сами будете гордиться мной, и скажете вы тогда: "Да, это мы поддержали
первые робкие шаги Куколки, и это благодаря нам он сделался тем человеком,
который и свою долю внес в благородный улей русского искусства..." И когда
румяный Феб взметнет свою золотую колесницу к солнцу...
- Коньяк-то... дома будете хлестать али куда пойдете? - деловито
спросила Анна Матвеевна, незаметно вошедшая во время пылкого монолога
Куколки. - Ежели дома, то я послала бы за коньяком... Что было старого
запаса - как губки высосали!
- Кальвия Криспинилла! - завопил Мотылек. - Как вы можете говорить о
пошлом земном коньяке, когда мы пили сейчас божественный напиток,
изливающийся из уст Куколки!..
- Анна Матвеевна! - высокопарно сказал |