Книга "Самоубийство", Алданов Марк

Краткое описание/вступление:

ла, что разговаривать не о чем и незачем. Аркадий
Васильевич  купил  билет третьего класса,  обстоятельно расспросил  в кассе,
подан ли уже поезд и на каком пути  он стоит, затем для  верности  спросил о
том же контролера при выходе,  еще у  кого-то  на  перроне,  прочел  надпись
"Париж-Вентимилиа",  осведомился  у  кондуктора,   идет  ли   этот  вагон  в
Монте-Карло без пересадки, и втащил чемодан в вагон. Люда шла за ним.
     -- Кулька с провизией в сетку не клади, положи на скамейку, --  сказала
она. -- Посидим на перроне, здесь душно.
     -- А не стащат чемодана?
     -- Хоть  бы какой-нибудь  дурак  нашелся, который  тоже  приехал  бы на
вокзал за час.  Его  можно  было бы попросить,  чтобы он  присматривал. Нет,
никто на твой драгоценный чемодан не польстится.
     На перроне  они заняли места на скамейке.  Оба поглядывали на вагон, не
выскочит ли вор с чемоданом. Рейхель с наслаждением закурил папиросу.
     -- Первая из пяти, полагающихся по моему правилу в день.
     --  У тебя на  все  правила!  Разве так нужно жить  человеку, да еще  в
двадцать девять лет?
     -- По-моему, именно  так,  и  в  двадцать  девять  лет, и  в  семьдесят
девять... Все-таки Митя и Таня огорчатся и обидятся, что ты не приехала.
     -- А я совершенно уверена, что не огорчатся и не обидятся. Твоя Татьяна
Михайловна и не так жаждет меня видеть. Помимо прочего, я не жена -- просто,
а  "гражданская". Это к ее герцогскому стилю  и  не идет,  они ведь в Москве
теперь принадлежат  к  так называемому  "лучшему"  обществу. А  ей надо быть
особенно осторожной, потому она еврейского происхождения, хотя и крещеная...
     -- Их  общество  не  "так называемое",  а в самом деле 28  лучшее: цвет
московской интеллигенции. И в нем о происхождении никто не думает, -- сказал
Рейхель без убеждения в голосе: он недолюбливал евреев.
     -- Нет, к сожалению, думают везде, кроме нашего революционного круга.
     -- Вспомнила, однако, именно ты, хотя ты принадлежишь к "рево