и зашиковавшей, ужасно на каждом шагу возмущают они ум и бередят душу.
Но в Китае, где за двадцать реформистских лет динамика жизни общественной,
коммерческой и промышленной становится такой прыткой, что руководители
страны временами просто побаиваются темпов роста, - в Китае неудержимое
стремление построить на месте всякого старья и нищей вшивоты действительно
новую страну, вызывает, во всяком случае, у туристов, не чувство безнадеги,
но уверенность в том, что неприглядность некоторых мест - дело временное...
Только мы, как говорится, соскочили с лошадей, как нагрянула к нам с
визитом интересная такая дама, лет сорока пяти, Вэнди, говорит на сносном
английском, меня зовут, хау а ю?... Тут же зазвала в ресторан от имени
кафедры русского языка. Ну, у меня сразу слюнки потекли, несмотря на вялость
и усталость. Я ведь мечтал полопать в настоящем китайском кабачке, а не в
американизированной забегаловке Чайна-тауна. И завела нас Вэнди в ресторан
для профессоров и товарищей администраторов при комбинате питания Института.
Встречают нас две девушки-официанточки. Щечки у них смуглые и умные -
так и пышут щечки искренней расположенностью к клиентуре. А глазки девушек
формой своей и цветом косточки тех же свежих персиков напоминают. Стройны
девушки. Не сказать, что обе они были красотками из тех, что выворачивают
длиннющие бедренные мослы на подиумах мира или ошиваются на базарах
Голливуда, но невозможно было не учуять в простых лицах и фигурах девушек,
точней говоря, в их существах и в их нисколько не лакейских манерах то
драгоценное качество, которое издавна именуется женственностью. В Китае я не
переставал удивляться наличию этого самого качества не только в молодых и
свеженьких особах, но и в женщинах средних лет, и в старушках - вообще в
женщинах. И это, между прочим, несмотря на то, что большинство из них одеты
просто, не наштукатурены, не сверкают кожами и не шурша |