Цветаевой я чувствую особое родство: мне очень
близка ее поэтика, ее стихотворная техника. Конечно, до ее виртуозности я
никогда не мог подняться. Прошу прощения за нескромность, но я иногда
задавался целью написать что-нибудь "под Мандельштама" -- и несколько раз
получалось нечто похожее. Но Цветаева -- совсем другое дело. Ее голосу
подражать невозможно. Профессиональный литератор всегда невольно себя с
кем-то сравнивает. Так вот, Цветаева -- единственный поэт, с которым я
заранее отказался соперничать.
Что именно в творчестве Цветаевой привлекает вас и что заставляет
ощущать собственную беспомощность?
Такого ощущения она у меня не вызывает. Прежде всего она женщина. И ее
голос -- самый трагический в русской поэзии. Я не могу назвать ее величайшим
из современных поэтов, сравнивать бессмысленно, если есть Кавафис,13 Оден,
но для меня ее стихи имеют невероятно притягательную силу. Причина, я думаю,
вот в чем. Поэзия Цветаевой трагична не только по содержанию -- для русской
литературы ничего необычного тут нет, -- она трагична на уровне языка,
просодии. Голос, звучащий в цветаевских стихах, убеждает нас, что трагедия
совершается в самом языке. Вы ее слышите. Мое решение никогда не соперничать
с Цветаевой было вполне сознательным. Я понимал, что ничего не выйдет. Я
совершенно другой человек -- и к тому же мужчина, а мужчине вроде бы не
пристало говорить на таких высоких нотах, доходить в стихах до надрыва, до
крика. Я не хочу приписать ей склонность к романтической экзальтации -- она
смотрела на мир очень мрачно.
Она была способна выдерживать сверхнапряжение?
Да. Ахматова говорила: "Марина часто начинает стихотворение с верхнего
"до"". Если начать с самой высокой ноты в октаве, невероятно трудно
выдержать целое стихотворение на пределе верхнего регистра. А Цветаева это
умела. Вообще говоря, человек способен впитывать в себя несчастье и трагедию
тольк |