амилию.
Безуспешно.
- Скажите, пожалуйста, отцу де Восу, - сказал я тогда, - что звонит тот
поляк, который вчера оставил ему письмо.
- Понимаю.
Наконец отозвался сам де Вое. Я смелей произнес свою фамилию, ему она
была знакома. Молчание. Я упомянул о письме. Молчание. Затем я сказал, что
привез ему привет от отца.
Вместо ответа все то же молчание. И только спросив, может ли он меня
принять, я услышал:
- К вашим услугам.
И тут же, прежде чем я успел поблагодарить и попросить назначить час,
он добавил:
- В двенадцать. Вам удобно?
- Да-да. Я буду точен.
- Слава Иисусу Христу.
Он говорил тихо. А последние слова произнес еще тише. Если я их уловил,
то скорее по наитию, чем на слух. Заканчивая разговор, он, вероятно, уже
опускал трубку на рычаг. Я тоже положил трубку. Некоторое время я не
отходил от телефона.
Короткий диалог, только что оборвавшийся, все еще звучал у меня в ушах.
Слова священника де Воса, скупые и лишенные интонации, приковывали
внимание. Мой отец высоко его ценил. В "Аполлинаре" де Вое читал
процессуальное церковное право.
Вероятно, этот же курс вел и в Грегориане. Предмет свой он знал и, хоть
это материя сухая, лекции читал интересно. Мне ^известно также, что он
автор нескольких знаменитых публикации.
Но у студентов он заслужил добрую славу прежде всего своей сердечностью
и искренностью. Его ученики всегда знали, как с ним себя держать. Он не
юлил. Не обижался. Не чнанился. Так мне его охарактеризовал отец, добавив,
что у других священников нрав куда более крутой. По этим причинам отец и
поместил де Воса в списке лиц, к которым мне следовало явиться в Риме- Я
полагаю, что он поместил отца дс Воса на первом месте еще и потому, что в
курии считались с его мнением. Он входил в состав различных совещательных,
научных и административных комиссии и органов. Отец прекрасно разбирался в
их сложном переплетении и даже сообщил мне их названия. Они вылетели у
меня из памяти. Во всяком случа |