е этого человеческая память?..
Двумя пальцами он осторожно прихватил ближайшую ветвь и приблизил к
лицу. Разлапистый широкий лист, изнемогая от дрожащих усилий, свернулся в
трубочку и, дрогнув, прикоснулся к его губам. Дуг вобрал в рот пахучую
мякоть и раскусил. Его тут же передернуло. Боже! И ведь когда-то ему это
нравилось!
Он механически пережевывал листья, стараясь разобраться в собственных
ощущениях. Нет, отвращения он, пожалуй, не испытывал, но не было в этом
чего-то главного - возможно, некой дразнящей остроты. Безвкусная ткань
листа раскусывалась и погибала легко - без хруста и сопротивления. Дуг не
испытывал удовольствия от такой еды. Но он чувствовал себя голодным и
продолжал кромсать зубами окружающую зелень. От съеденного утром остались
одни воспоминания, и происходящее напоминало машинизированную заправку
топливом. Зелень подавляла голод, но не рождала аппетита. И скорее по
инерции он работал и работал челюстями, хотя есть уже не хотел.
Ну, а теперь - на солнце! Как можно быстрее под солнечный свет!.. Дуг
дернулся вперед и замер. На солнце?.. Ему захотелось расхохотаться.
Неужели все вернулось? Проглоченная зелень требовала ультрафиолета, а
старая пробудившаяся программа вновь стремилась овладеть организмом.
Листья, трава, волокнистые стебли - и после обязательно солнечное тепло.
Так поступало все живущее на Саквенте. Для того и строились громоздкие
хрустальные пирамиды с микрофлорой и микропарками, для того и работали
многочисленные отделения процессумов, отслеживающие и изучающие в
подробностях процедуру биогенеза. Более того это успело превратиться в
целую науку - о пище, об отдыхе, о многом-многом другом.
Дуг улыбнулся. Сейчас, по прошествии лет все это представлялось по
меньшей мере забавным. Они походили, должно быть, на жвачных животных,
выбирающихся время от времени сюда попастись и порезвиться. А с каким
раздутым |