льство не поможет, а правительству
Японии наплевать.
Он посмотрел на мать.
- Самое трудное для меня, моя хорошая - это просто оставаться здесь и
наблюдать за происходящим.
Со слезами на глазах Алекс обняла его.
- Эрика спасла, и Эрика погубила. Думаю, что со временем я смогу научиться
любить ее, но сейчас она того не стоит. Меня совсем не привлекает перспектива
получить тебя в целлофановом пакете. Думаю, что осуществить то, что ты задумал,
будет чертовски трудно. Но, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Он усмехнулся и нежно провел кулаком под ее подбородком.
- Не беспокойся, со мной все будет в порядке. Я, как Ван Гог. Что бы ты мне
ни
говорила, у меня входит в одно ухо, да там и остается.
Никаких драматических сцен прощания. Никаких слов. Саймон, может быть,
останется в живых, но Алекс не пережила бы прощания с ним - это точно. Она бы
просто рассыпалась перед ним на кусочки. Она так любит его! Однажды утром она
проснулась в своем роскошном доме, который они снимали в районе Монт-Танталус в
Гонолулу, и почувствовала, что он уехал. Едва дыша, она встала с постели,
оделась в
домашний халат и поспешила вниз, в его комнату.
Пусто. Кровать убрана. Утренний свет проникал сквозь стеклянные раздвижные
двери спальни, за которыми был виден аэрарий, построенный из норфолкской сосны
собственными руками Саймона. Все на своих местах в комнате такой же аккуратной,
как и сам Саймон. Бумаги, которые он оставил, тоже были аккуратно разложены на
три
стопочки на белом письменном столе. Алекс посмотрела на них сквозь слезы.
Завещание Саймона, страховки, ключи от депозитных сейфов, имущественные
документы, чековые книжки. Письмо к адвокату, нотариально заверенное,
назначавшее
Алекс одним из двух душеприказчиков Саймона.
Долгое время она просидела на краю его кровати, оцепенело глядя поверх
блестящего от дождя леса в сторону Японии.
* * *
Алекс Глэдис Бендор была шестидесятитрехлетней женщиной, о |