ожет, в ожидании встречного автобуса. Высокая и
статная, она была в
длинной тяжелой юбке и обтягивающей безрукавке, а головной убор, венчавший ее
высокую фигуру,
походил на кисейную бабочку. Она стояла одна среди скал, освещенная вечерним
солнцем, с огромной
корзиной, полной овощей. Я приняла бы ее за статую, если бы она не повернула
вслед нам
величественную голову. Лицо промелькнуло светлым овалом, слишком быстро, чтобы я
успела
заметить выражение. Когда я описала ее отцу, он сказал, что она, должно быть,
одета в национальный
наряд этой части Далмации.
- Большая шляпа с крыльями по бокам? Я видел такие на картинах. Можно
сказать, она в какой-
то мере призрак - и живет, должно быть, в маленькой деревушке. Молодые люди, я
думаю, и здесь уже
носят синие джинсы.
Я приклеилась носом к окну. Призраки больше не появлялись, но я не
пропустила ни единого из
чудес, промелькнувших за стеклом: Рагуза, далеко внизу, предстала передо мной
городом из слоновой
кости, окруженная рябым от солнечных бликов морем, с крышами в ограде
средневековой стены
краснее, чем закатное небо. Город занимал большой округлый мыс, и стены его
казались
неприступными для бурь и вражеских полчищ. Он напомнил мне гиганта, шагнувшего в
море с
побережья Адриатики. И в то же время с высоты горной дороги он казался
миниатюрным, словно
игрушка или украшение, втиснутое мастером между основаниями не по росту огромных
гор.
Главная улица Рагузы, на которую мы въехали только через два часа, была
вымощена мрамором,
отполированным за века подошвами башмаков и отражавшим огни лавок и дворцов,
подобно
мерцающей глади канала. На портовом конце улицы, под защитой старинных стен, мы
рухнули в кресла
за столиком кофейни, и я подставила лицо ветру, пахнувшему брызгами прибоя и -
странно для меня в
это время года - спелыми апельсинами. И море, и небо были почти черными.
Рыбацкие лодки
танцевали на полосе зыби у входа в гавань, вет |