ечки свисают с балконов и террас,
выглядывают из окон, покачиваются за железными прутьями оград. Ползучие растения
взбираются до самых крыш, извиваясь по белым стенам, как зеленые змеи. Букеты в
руках у
встречных женщин, розы в их прическах, и даже в гриву ослика-водоноса вплетены
виноградные листья.
Первое время Федерико не оставляло ощущение, будто весь город окутан
облаком,
погружен во что-то вроде тумана или дыма. Но воздух был настолько чист и
прозрачен, что
можно было различить все оттенки зелени на холме Альамбры - от яркой веселой
травы до
густых, почти черных кипарисов. Только потом Федерико понял: то, что показалось
ему
дымом или туманом, на самом деле было странным, непонятного происхождения
звуком,
висевшим в воздухе.
Этот звук примешивался к шарканью подошв и стуку колес, к выкрикам
торговцев и
жалобам нищих, он то вырастал в шум, то убавлялся до лепета, но никогда не
пропадал
окончательно. И вдруг Федерико узнал его: это был голос льющейся воды. Тот же
голос, что
неумолчно звучал в полях вокруг Аскеросы, только здесь он все время менялся.
Вода
журчала в канавках, с громким шелестом плясала в фонтанах, плескалась в берега
текущих
по городу рек - Дарро и Хениля; со всех сторон что-то булькало, капало, хлюпало,
шлепалось о камень, шуршало по листьям, и все это сливалось в ровный шум, от
которого
приятно щекотало в затылке и хотелось дремать.
Мать рассказала Федерико, что и своей музыкой Гранада обязана маврам. Это
их
мастера не только провели в город ледяную воду, сбегающую с гор Сьерра-Невады,
но и
заставили ее петь, проходя по множеству труб и желобов, хитроумно устроенных
таким
образом, чтобы получались звуки различной высоты и силы.
Песня воды сопровождала их на всех улицах и площадях Гранады. Она бежала
им
навстречу по аллее, ведущей в Альамбру, доносилась через приоткрытую дверь
часовни, в
которой они стояли над величественной усыпальницей Фернандо и Исабель, вторила
разговорам, |