ь
Февральская революция.
Как прошли эти несколько февральских дней в нашем доме? По-разному, как
для кого, но все, конечно, понимали, что происходит нечто чрезвычайное, да и
надо было быть слепым, чтобы этого не понять. С самого начала войны
некоторые наши родственники -- скорее молодые, хотя, впрочем, подчас и моя
мать, -- говоря о текущих событиях, употребляли выражение : "Вот когда будет
РЕ, тогда поймете, что..., тогда вспомните, что..." Произносить это слово
целиком перед прислугой никак не следовало. Помню, весной 1915 г. моя
старшая сестра сказала нашей горничной Стеше, чтобы та приготовила ей все
для отъезда в Кисловодск, и перед ней появилось шестнадцать пар обуви, все
шитые на заказ у лучшего сапожника Трофимова на Караванной, и моя сестра,
вздохнув, сказала : "Боже мой, что же я буду носить? И надеть просто
нечего!" И вот тут я ей прочла нотацию и кончила словами : "Вот когда будет
РЕ, вспомнишь эти все сапоги!". Кстати, сестра моя была и осталась на всю
жизнь чрезвычайно скромным человеком, но обувь -- это главное щегольство,
которое мы себе позволяли, будучи весьма строго и по-викториански воспитаны.
В одиннадцать часов утра 27-го февраля мой кузен, который жил в это
время у нас и служил курсовым офицером в Павловском Военном Училище,
позвонил начальству и доложил, что явиться не может, так как вокруг дома и
до Невского по Литейному улицы запружены восставшими солдатами; что ему
прикажут делать ? Начальник Училища ответил : "Вы что, пьяны, поручик ? О
чем вы говорите, какие солдаты ? Где ? В городе все мирно и тихо, советую не
распускать глупых слухов!" И на этом повесил трубку.
Солдаты лавинами двигались под нашими окнами, также и по параллельным
улицам -- Фурштадской и Сергиевской; были и офицеры. Мы стояли в большом
"фонаре", в зале на втором этаже, оттуда все было видно в обе стороны;
зрелище было и зловещее, и грандиозное. Прибежала мамина |