л, что он что-то говорил, но я не мог его слышать и
только по насмешливым улыбкам шедших рядам с ним догадывался, что речь шла обо
мне. Но едва мы вышли из переулка на площадь, как представившееся нашим глазам
зрелище заставило меня забыть об их существовании.
IV ДРУГ НАРОДА
Другие тоже были поражены увиденным. Мы во Франции не привыкли видеть толпы.
Здесь в течение столетий всегда стоял впереди один какой-нибудь человек -
король, кардинал, епископ, придворный... Сама же толпа всегда стушевывалась,
изредка проходила перед ним, почтительно кланяясь, и исчезала.
Теперь начинался холодный рассвет нового дня. Между нами было немало людей,
привыкших к тому, что крестьянин дрожал при виде их нахмуренного лица. Но
парижская новость сразу потрясла все до основания. Толпа на площади уже не
дрожала, а только молча смотрела на нас, и это молчание было хуже всякого воя.
Она не расступилась перед нами, и члены собрания среди общей толкотни едва
добрались до гостиницы.
Естественно, что все это отвлекло мои мысли от Гаринкура. Он тоже, по-видимому,
забыл обо мне и шел, нахмурившись и бросая вокруг раздраженные взгляды.
Вереницей продвигались мы среди толпы. Она держала себя вызывающе, мы
негодовали. Два слова: "Бастилия пала", объединили отдельные группы и создали из
них Народ.
При таком положении дел достаточно было искры, чтобы произошел взрыв. Искра эта
явилась сама собой. Впереди меня шел высокий и худой Гонто. Он был хром и
обыкновенно опирался на руку лакея. В то утро лакея не было, и он опирался на
палку.
Вдруг какой-то человек пробежал перед ним и, может быть, случайно, задел ногой
за его трость. Гонто вспыхнул, как порох, и ударил ею этого человека.
- Пошел прочь! - кричал старик, готовясь ударить вторично. - Если бы ты был
моим, я бы тебя...
Человек плюнул ему в лицо.
Гонто произнес ругательство и в неудержимом гневе нанес своему оскорбителю два
или три удара. Тот хотел было скрыться, но стоявшие сзади вытолкнули |