Книга "Зинзивер", Слепенчук Виктор

Краткое описание/вступление:

орому благодаря
званию все же позволено без очереди  сдавать  пустые  бутылки!  Увы,  я  был
героем другого порядка: молодым, неспившимся и, что еще хуже,  действительно
что-то понимающим в литературе. Мне не было оправданий, я - пал, пал, пал!!!
   Вспомнилось, как любил, словно  бы  невзначай,  щегольнуть  перед  своими
слушателями   соотношением   численности   писателей   и   Героев.    Да-да,
изощренно-тонким намеком я всегда давал понять, что раз писателей меньше, то
они выше. Потом,  чтобы  продемонстрировать  во  всей  полноте  писательское
великодушие и уважение к Героям, спускался с высот и напрямую объявлял,  что
литература - это поле боя, на котором ты, ничтоже  сумняшеся,  либо  падешь,
как бесславная жертва,  либо,  совершив  подвиг,  удостоишься  после  смерти
признания и памятника.
   Здесь, как правило, делал внушительную паузу, дожидаясь вопроса:  "Почему
обязательно  после  смерти?"  И  никогда  не  ошибался  -  вопрос  задавался
неукоснительно. Я опять взмывал: вперивался в потолок, непременно  простирая
руку вверх, вослед сардоническому взгляду, и, совсем  как  наш  руководитель
семинара поэзии в  Литинституте  (не  буду  оглашать  его  имени,  чтобы  не
подумали, что хвастаюсь), не отвечал, а ответствовал,  как  бы  перед  самим
Богом, - уж так испокон повелось на Руси, чтобы тебя признали,  надо  прежде
обязательно помереть.
   Не скрою, реакция слушателей чаще всего была гробовой, то есть ни  звука,
ни шороха. А лишь мои шаги взад-вперед. Остановка. Я сам иногда в потрясении
застывал, проникаясь несправедливостью запоздалого признания.
   Что делать - Русский Бог  более  всех  знает  меру  таланта,  отпущенного
каждому из нас, а потому и сурово взыскует. Уже только на нашей  памяти  так
случилось с Шукшиным, Высоцким, а теперь мы... Я никогда не говорил -  "туда
же". Я говорил: "А теперь мы  занимаемся  литературой".  Но  в  глазах  моих
великовозрастных товарищей по перу сквозил неподдельный страх,  и  он  лучше
в