ика-шведа, старого холостяка и пьяницы. Если
не считать периодических загулов в промежутках между рейсами, Свенсон этот
был самым удобным из квартирных хозяев - отсутствовал по два-три месяца,
никогда не напоминал о плате; получив деньги, совал их в карман, не
пересчитав, и предлагал выпить.
Из-за него, правда, Полунину однажды страшно досталось от Дуняши.
Прошлой зимой они были в театре, потом он предложил зайти к нему выпить
кофе, а Свенсона угораздило вернуться из плавания в тот самый день, -
Полунин, уйдя из дому утром, этого еще не знал. Услышав их голоса в
прихожей, механик выдвинулся из своей комнаты, держась за притолоку,
одобрительно оглядел Дуняшу и, подмигнув Полунину, объявил заплетающимся
языком, что это отличная идея, черт побери, и что он - Свенсон - тоже пойдет
сейчас за девочкой. Дуняша ахнула и вылетела обратно на лестницу, Полунин
догнал ее этажом ниже, вот тут-то все и началось, "Грязный распутник! -
кричала она в слезах - Если ты сам предпочитаешь жить в борделе - в конце
концов, у всякого свой вкус, но как у тебя хватило бесстыдства привести сюда
меня?" Усадив ее наконец в такси - проводить себя она так и не позволила, -
Полунин вернулся с твердым намерением набить морду проклятому пьянице, но
Свенсон уже храпел на всю квартиру. А утром он пил "алка-зельцер", тихо
постанывал, держась за виски, и говорил умирающим голосом, что ничего не
помнит - пусть его утопят в луже, - но готов поверить всему, признать
собственное свинство и принести фрекен любые извинения. "Да на кой черт они
ей теперь нужны", - сказал Полунин. Больше приглашать к себе Дуняшу он не
отваживался.
Эта нелепая история вспомнилась ему сейчас, пока он поднимался в шатком
и поскрипывающем лифте, неприязненно поглядывая на исцарапанные зеркала,
красный потертый плюш и облезлую позолоту проплывающих мимо решеток. Если
сама квартира и не оправдывала броше |