шлись. Опять ( пустой город. Гостиница опустела. Эмма
закрылась одна в своем номере, сославшись на сильную головную
Боль. Просила ее не беспокоить; сказала, что будет паковать чемоданы.
Утром, издалека, от лагеря островерхих палаток доносился рожок
'бьюгла', солдатской побудки. Я спустился пить кофе. В полупустом
ресторанном зале обнаружил Эмму. В черном платье она сидела с Бастером
Джуниором, совла-дельцем "Божьего Приюта". Во дворе гостиницы стояли полные
людей туравтобусы с включенными моторами, готовые к отправке. Водитель,
чертыхаясь, старался прихлопнуть дверцу нижнего багажного отсека. Отчаливали
Мерседесы и Волво; за рулем сидели люди в униформах участников Гражданской
войны. Бастер рассказывал Эмме, что почти каждый год в их окрестности, не
всегда, но довольно часто, происходит 'реэнакция' ( очередное
воспроизведение сражений войны Севера и Юга.
В частности, воспроизводится один из эпизодов исторической осады
Петербурга. Солдаты -- совсем не актеры, не какие-нибудь нанятые за деньги
статисты; они, убежденные, влюбленные в свое дело люди, знающие регалии
Гражданской войны до мелочей, до последнего ментика, до каждой лычки на
офицерском рукаве.
В дверях стоял полураздетый пехотинец и два вчерашних негритенка. Они
задирали штанины, мерялись с ним -- у кого больше комариных укусов.
( Взрослые люди, ( восторженно говорил Бастер-Джуниор, ( превращаются в
совершенных детей. Сутками валяются в грязи, в окопных ямах, гордятся
царапинами и ушибами. 'У нас, в Америке никогда не будет ничего интереснее
Гражданской войны', ( так, кажется, выразилась мадам Гертруда Стайн.
Я упомянул Бастеру о нашей гражданской войне, о российских увлечениях,
перевел, как мог, соответствующие теме стихи о горячем желании пасть 'на
той, на самой первой, на гражданской, чтоб коммиссары в пыльных шлемах
склонились молча над тобой.'
|