я оркестра.
- Джозеф, - сказал он. - Завтра первым делом отнеси этот пакет на почту
и попроси отослать обратно. Когда вернешься, мы начнем укладывать вещи.
Завтра вечером я уеду.
- Уедете, хозяин?
- Да, Джозеф. Ничего другого мне не остается. Такова воля всех, без
изъятия, отцов и матерей Балликонлана. Не говоря уж о столпах города.
- Вы же не сделали ничего дурного.
- Выходит, что сделал, Джозеф, сделал, сам того не желая. Мне казалось
- мой прямой долг организовать тут хор, чтобы молодым прихожанам было чем
заняться на досуге. Но я не заручился поддержкой важных лиц, патриотов и
священников, а они не дадут затеять ни одного дела, не убедившись, что план
его начертан на бумаге ирландского производства, с шестой заповедью вместо
водяного знака. Мерфи, к примеру, считает, что у него монополия на
патриотизм. Он чистосердечно верит, что наши предки разгуливали не в штанах,
а в юбках и когда не записывали стихами посещавшие их видения {Имеется в
виду эшлинг (видение), классический жанр ирландского фольклора.}, играли в
гэльский футбол. Эта эрудиция далась ему нелегко. Что станется с ним и его
прихвостнями, если народ предпочтет всему этому оперетту и крикет? Он и ему
подобные узрят здесь измену национальной идее, ибо кто, как не Мерфи, есть
наш национальный идеал? Отец Финнеган полагает, что сумеет привести
статистику рождаемости в соответствие со статистикой браков, если будет
неусыпно гонять парочки метлой добродетели из-под наших национальных кустов.
Любая попытка ему возразить приравнивается к бунту против католической
церкви, ибо католицизм начинается и кончается отцом Финнеганом. Каждый
священник сам себе папа. А если копнуть поглубже, окажется, что наши парни и
девушки не верят ни в того, ни в другого и как нельзя лучше доказывают это
своим поведением, стоит им уехать отсюда куда подальше, каковому примеру и я
собираюсь последовать. И если |