с сотворения света - старый
брюзга, дылда Хелтон, швед - живой шкелет, доярка в штанах. Какими только
прозвищами они его не награждали - иные, вероятно, пришлись бы ему не по
нраву, если бы услышал. Но он не слышал, да и к тому же это делалось не со
зла - во всяком случае, все зло, какое было, дальше прозвищ не шло; они и
родного отца величали старикан или старый хрыч, правда, за глаза.
Подрастали, минуя с ходу все потайные, нечистые, скользкие пороги на своем
пути, и вышли из этого испытания, в общем, невредимыми, если такое возможно.
Родители видели, что ребята у них славные, положительные - пусть
неотесанные, но с золотым сердцем. Мистер Томпсон с облегчением убедился,
что, сам не ведая как, сумел не вырастить сыновей никчемными строгалями
хлыстиков. До того получились славные ребята, что мистер Томпсон понемногу
проникся уверенностью, будто они такими родились на свет и он ни разу в
жизни не токмо что их не выдрал, а даже не прикрикнул на них. Герберт с
Артуром никогда его в этом не разубеждали.
Мистер Хелтон - влажные от пота волосы прилипли ко взмокшему лбу,
голубая, в темно-синих подтеках, блуза пристала к ребрам - колол дрова.
Наколол не спеша, всадил топор в колоду и аккуратно сложил полешки. После
чего зашел за дом и исчез в своей лачуге, накрытой, заодно с поленницей,
благодатной тенью от купы шелковиц. Мистер Томпсон развалился в качалке на
парадном крыльце и чувствовал себя там, как всегда, неуютно. Качалка была
куплена недавно, и миссис Томпсон пожелала выставить ее на парадное крыльцо,
хотя самое законное место ей было на боковом, где прохладней; мистер же
Томпсон пожелал обновить качалку, чем и объяснялось его присутствие на
нелюбимом месте. Как только первая новизна пооботрется и Элли вдосталь
накрасуется обновкой, быть качалочке на боковом крыльце. А покамест август
палил нестерпимым зноем, духота сгустилась в возд |