у именно только в
известных, тоже весьма ограниченных пределах. Наряду с этим раскрытость
сознания - его способность безгранично раскрываться и расширяться и тем
самым основная установка безграничного простора вокруг познанного,
привычного, уже знакомого мирка есть также условие нормального - даже
практического - функционирования нашего сознания и познания. В самом деле,
замкнутость сознания в своем пределе есть не что иное, как основной признак
- помешательства. Она образует самое существо мании. Какую бы манию мы ни
взяли - манию величия или манию преследования и т.п., - она всегда
предполагает, что человек ощущает себя центром мира, воспринимает мир
превратно именно потому, что берет его не во всей его широте, т.е. не
учитывает тех его сторон и областей, которые не имеют отношения к его
собственной личности, не входят в состав его кругозора, определенного его
интересами, - коротко говоря, не воспринимает мира, запредельного его
собственному "мирку". Отождествляя свой "мирок" - то, что ему "известно" и
"знакомо", - а это есть то, что ему лично "важно" в связи с его личными
интересами, - с бесконечной полнотой, богатством, сложностью мира вообще -
мира, ему чуждого и неизвестного, - маньяк с неизбежностью приходит к
какому-то совершенно превратному представлению о мире. Если сопоставить это
совершенно бесспорное соотношение со сказанным выше об ограниченности
сознания или о сознании ограниченности реальности - "нормального",
"трезвого", практически ориентированного человеческого духа, то мы приходим
к парадоксальному, но все же бесспорному положению, что как раз так наз.
"анормальное", "трезвое", "обыденное" сознание в известной мере близко к
маниакальности, как бы полуманиакально, и что, напротив, кажущееся
"романтическим" требование, ясного и напряженного сознания широты бытия за
пределами уже "известного" и |