ровитой
головке. Да, он способный тип, я знаю. Он кандидат наук,
занимает хорошую должность в научном институте, что-то пишет,
где-то преподает -- устроен преотлично. О господи, но отчего же
тогда? Ведь столько людей не устроены в этой жизни. Стремятся
чего-то достичь, но не могут, не в силах. Вот тут-то и скрыт
секрет Гартвига. С легкостью достигает он того, из-за чего
другие бьются всю жизнь, и, добившись, может наплевать на свое
достижение. Говорят, ему предлагали место заместителя директора
в институте, но он отказался. А сколько кругом людей больных,
одиноких, несчастных по разным причинам, умирающих в раннем
возрасте! Нет, это здоровяк, каких мало. Ему тридцать семь лет,
он смугл, жилист, на лыжах бегает, как эскимос, а на велосипеде
гоняет по шоссе -- его любимое занятие,-- как истинный гонщик.
Своей короткой стрижкой и черной бородкой смахивает на
француза. (Говорит, что мать гречанка, а отец из обрусевших
немцев.)
Одевается как попало. Чаще всего он появлялся в нашем доме
в каких-то полутуристских-полуспортивных обносках, в лыжных
штанах, вылинявших куртках, кедах. Конечно, когда дело доходило
до Глюка, он наряжался -- тоже не бог весть во что:
дешевенькое, купленное с ходу в универмаге. Эта часть жизни не
интересовала его напрочь. Несколько раз он приходил на урок к
Кириллу небритый. Однажды явился босой. По словам Ларисы, он
был дважды женат на ярких женщинах, на кинозвезде и на цыганке
из театра "Роман", танцовщице, но разошелся с обеими и сейчас
живет с некоей Эсфирью, врачихой, страшненькой, но очень
доброй, она разрешает ему все его чудеса. Мне он сказал:
"Красивые женщины меня уж не волнуют. Этот этап я, слава богу,
прошел". Не знаю, что тут было: бравада или неуклюжее заверение
в том, чтобы я не беспокоился. Я, разумеется, принял последнее,
почувствовал себя задетым и сказал грубо: "Но вы-то красивых
женщин когда-нибудь волновали |