ожалован герб, которым теперь возгордился Петр Абрамыч:
скрещенные над подзорной морской трубою знамена, а надо всем - сова - ученость и
ум. Герб был вырезан у Петра Абрамовича на перстневой печатке.
Император Петр, - говорилось в рефутации, - желая показать всей знати пример,
старался достать арапчонка с хорошими способностями. Арапчат - Neger (Негров -
нем.), Mohren (Мавров - нем.) - употребляли все дворы как рабов, - писал немец,
- а Петр захотел доказать, что науками и прилежанием их воспитать можно. По
темной же коже такой пример - полагал император - лучше запомнится всей знати -
Ritterschaft und Adel (Рыцарству и дворянству - нем.), - которая ленилась и
Петру противилась. О "губернаторстве Арапии" там не говорилось, но
рассказывалось, со слов самого старого арапа, о том, что Ибрагим - или же Авраам
- был из Абиссинии, княжеского рода, владевшего тремя городами. Петр Абрамыч был
уверен, что кратко обо всем этом рассказал.
Он совершенно разочаровал Карамзина.
Знаменитый арап был креатурой императора - чисто анекдотическая и драгоценная
черта слишком поспешного царствования.
К великанам, карлам, арапам император, по преданиям, питал особое любопытство.
Дикие понятия его о природе человека казались забавны Карамзину, ученику
Лафатера.
Теперь генерал-майор был вполне пьян.
- Как звать? - спросил он отрывисто Никиту.
- Никитой, сударь.
- Ты, Никишка, плох, - сказал генерал-майор, - вот у меня Гришка мой с гусляром
поет - в масть и цвет! В дрожь приводит! Слезы! Сердце золотое! А ты - слова в
нос произносишь. Ты плох.
Карамзин стал прощаться. Вечер был испорчен.
Самарова гора, приют друзей сердца, московский английский home (домашний очаг -
англ.), сельское одиночество - все разом пропало.
Явление арапа, его грубость и нежность, его внезапные манеры - не то африканский
мореплаватель, не то пьяный помещик - разрушили все милые обманы.
Сергей Львович говорил о Болдине, которого не знал, француз бы |