Книга "Бессмертная трилогия", Мариенгоф Анатолий

Краткое описание/вступление:

   Есенин крепко пожал ему руку и поблагодарил за широту и великодушие.
   Перед Рождеством была третья встреча. Он поймал  нас  на  улице.  Мы  шли
зеленые, злые - третьи сутки питались мукой, разведенной в холодной  воде  и
слегка подсахаренной. Клейстер замазывал глотку, ложился комом в желудке,  а
голода не утолял.
   Крепко держа обоих нас за пуговицы, он говорил:
   - Ребята, я уже решил: мне не надо ваших  прибылей.  Возьмите  себе  ваши
двадцать четыре, а я возьму себе свои двенадцать... Что?.. По рукам?..
   И мы ударили своими холодными ладонями по его теплой.
   О последней встрече не хотел и вспоминать...
   Стоял теплый мартовский день.  Болтая  ногами,  мы  тряслись  на  ломовой
телеге, переправляя из типографии  в  Центропечать  пять  тысяч  экземпляров
новой книги.
   Вдруг вынырнул он.
   Разговор был  очень  короткий.  Есенин  нехотя  слез  с  книжных  кип.  Я
последовал его примеру.  Телега  свернула  за  угол  и  вместо  Центропечати
поехала в Камергерский переулок топить стихами его  замечательную  мраморную
ванну.
   У меня неприятно щекотало в правой ноздре. Я старался уверить  себя,  что
мне очень хочется чихнуть, - было бы малодушно подумать другое. На  прощанье
круглый человечек с цыплячьим пухом на голове мне напомнил:
   - А ведь я, Анатолий, знал твоего папу и маму -  они  были  очень,  очень
порядочные люди.
   Я взглянул на Есенина. Когда телега с нашими книгами скрылась из виду,  с
его ресниц упала слеза, тяжелая и крупная, как первая дождевая капля.
   Вчера я перелистывал Чехова. В очаровательном "Крыжовнике" я наткнулся на
купца, который перед смертью приказал подать себе тарелку меда  и  съел  все
свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось.
   Над Большим театром четыре коня взвились на дыбы. Рвут вожжи и мускулы на
своих ногах. И все без толку: толстоколонный домище - недвижим.
   Есенин посмотрел вверх:
   - А ведь мы с тобой вроде этих глупых лошадей. Русская  лите