вить открытыми только губы, - словом, стать прек-
расным. И вот, при свете факелов свершается таинство любви, течет жизнь
так томно, так быстро, и являются златокудрые дети...
Впрочем, протрезвившись, Тихмень костил себя олухом и карасем с не-
меньшим рвением, чем своих ближних, и исполнялся еще большею ненавистью
к той субстанции, что играет такие шутки с людьми, и что люди легкомыс-
ленно величают индейкой.
Год тому назад... да, это так: уже почти год прошел с того дня, как
ироническая индейка так подло посмеялась над Тихменем.
Были святки - несуразные, разгильдяйские, вдрызг пьяные тутошние
святки. Поручик Тихмень в первый же день навизитился, накулюкался и к
ночи вернулся домой рыцарем, опустившим забрало.
Капитана Нечесы не было дома, ребят уж давно уложил спать капитанский
денщик Ломайлов. Одна перед празднично вкусным столом скучала капитанша
Нечеса: ведь первый день всегда празднично-скучен.
Непривычно-галантно поцеловал руку у прекрасной дамы рыцарь Тихмень.
И принимая из ее ручек порцию гуся, сказал:
- Как я рад, что ночь.
- Почему же это вы рады, что ночь?
Тверезый Тихмень ответил бы в виде любезности самое большее: "Потому
что ночью все кошки серы". А рыцарь Тихмень сказал:
- Потому что ночью является нам то прекрасное, что скрыто от нас
дневным светом.
Это было по вкусу капитанше: она заиграла всеми своими бесчисленными
ямочками, тряхнула кругленькими кудряшками на лбу и пустила против Тих-
меня свои атуры.
Откушали и пошли в капитаншин будуар, он же - спальня.
И опять: тверезый Тихмень - как огня бежал всегда этого приюта любви,
двух слоноподобных кроватей, двух рядом почивающих на вешалке китайских
халатов, в которых капитан и капитанша щеголяли ранним утром и поздним
вечером. А рыцарь Тихмень охотно и радостно пошел в этот замок за прек-
расной дамой.
Здесь рыцарь и его дама сели играть "в извозчики": на листе бумаги
огрызком карандаша поставили кр |