сударственность не обнаруживает пока признаков обновления и укрепления,
которые для нее так необходимы, и, как будто в сонном царстве, все опять в
ней застыло, скованное неодолимой дремой. Русская гражданственность,
омрачаемая многочисленными смертными казнями, необычайным ростом
преступности и общим огрубением нравов, пошла положительно назад. Русская
литература залита мутной волной порнографии и сенсационных изделий. Есть от
чего прийти в уныние и впасть в глубокое сомнение относительно дальнейшего
будущего России. И во всяком случае, теперь, после всего пережитого,
невозможны уже как наивная, несколько прекраснодушная славянофильская вера,
так и розовые утопии старого западничества. Революция поставила под вопрос
самую жизнеспособность русской гражданственности и государственности; не
посчитавшись с этим историческим опытом, с историческими уроками революции,
нельзя делать никакого утверждения о России, нельзя повторять задов ни
славянофильских, ни западнических.
После кризиса политического наступил и кризис духовный, требующий
глубокого, сосредоточенного раздумья, самоуглубления, самопроверки,
самокритики. Если русское общество действительно еще живо и жизнеспособно,
если оно таит в себе семена будущего, то эта жизнеспособность должна
проявиться прежде всего и больше всего в готовности и способности учиться у
истории. Ибо история не есть лишь хронология, отсчитывающая чередование
событий, она есть жизненный опыт, опыт добра и зла, составляющий условие
духовного роста, и ничто так не опасно, как мертвенная неподвижность умов и
сердец, косный консерватизм, при котором довольствуются повторением задов
или просто отмахиваются от уроков жизни, в тайной надежде на новый "подъем
настроения", стихийный, случайный, неосмысленный.
Вдумываясь в пережитое нами за последние годы, нельзя видеть во всем
этом историческую случайность или одну |