снега, блудных сынов, про долгую разлуку, - подметил бы и неизменно пустующее
место за
обеденным столом как бы на случай чьего то внезапного возвращения из лагеря, что
полностью
выдавало их тайные расчеты, ибо по государственной громадности Вадимовой вины
таковое
могло совершиться лишь при новом повороте истории.
Заслуживает пристального внимания натура данного молодого человека,
неугомонные
добродетели которого наряду с огорчениями ближайшей родни обусловили и его
собственную
гибель. Обладая добрым сердцем и похвальной, хоть несколько прямолинейной
совестью, он с
детства глубоко переживал чужое горе и когда иные махали шестами на своих
голубятнях либо
запускали в поднебесье расписные змеи с фонариками, грозя спалить деревянную
окраину, он
один подобно хрестоматийным светочам не принимал участия в забавах и шалостях
сверстников, погружаясь в раздумья о наблюдаемых в природе противоречиях, столь
легко
устранимых применением логики, откуда всегда и начиналось у людей сомнение в
верховном
руководстве мирозданием. С годами суровая пристальность к окружающему лишь
усиливалась,
почти все печалило чистого и впечатлительного юношу подобно принцу Гаутаме,
только
знаменитую триаду последнего - недуг, старость и смерть, несколько расшатанную
врачебными достиженьями, сменила более современная - нужда, невежество, - насчет
третьей кандидатуры были колебания пока. Нестерпимая, особенно вечерами, тоска
кладбищенского одиночества настоятельно звала Вадима активно включиться в борьбу
с
неустройством жизни. И так как наладившийся сапожный приработок отца почти
полностью
избавлял семью от аблаевских голодовок, а обязательное для детей священника
посещение
церковных служб неизменно прививало им особую неприязнь к религии, то и
представлялось
целесообразным к искоренению нищеты людской приступать в помянутой, наиболее
опасной,
по убеждению молодого реформатора, и живучей ее разновидности. Словом, будь его |