стный и никак не мог отыскать тропинку, о которой ему несколько месяцев назад
говорил Жан.
Над ним высились призрачные тени сосен, Роб начал карабкаться по острым
скалам и пробираться сквозь кусты к дороге. Ветки рвали одежду и дважды он упал,
содрав кожу на щеке. Вереск цеплялся за брюки, тем не менее, он шел вперед,
зная, что
Жан в опасности, что надо привести помощь.
Когда, наконец, он добрался до дороги, он задыхался - весь в царапинах и
синяках, в порваной одежде. Перед ним в ленном свете широкой белой полосой
лежала
дорога, с одной стороны ее окаймляла черная стена заболоченного леса, с другой
стояла ограда пастбища. За пастбищем протекал ручей Милл Крик, и воздух был
сырым и прохладным. Роб с трудом побежал. Бок резала боль, потому что он выдохся
еще тогда, когда пробирался по гребню, но его подгонял ужасный страх,
заставивший
его забыть об усталости.
Он не имел понятия, сколько прошло времени. Когда они с Жаном пошли по
следам незнакомца, был ранний вечер, а когда лежали перед каменным домом, уже
стемнело. Чтобы обогнуть дом и забраться на гребень, ему понадобилось по крайней
мере час, потому что сначала он тихо крался, прежде чем решил, что шум не
услышат
люди в доме, и пошел быстрее. Не меньше мере двух часов ушло у него, чтобы дойти
до дороги, а может быть, даже больше, поскольку он много раз останавливался
перевести дыхание и вслушаться в звуки ночи.
В первый раз он не был дома после наступления темноты, и его родители,
конечно,
тревожатся. Они были не слишком снисходительными, и само собой разумелось, что
прежде чем начнет темнеть, он обязан находиться во дворе или в доме. Наконец, не
в
состоянии больше бежать, он перешел на шаг. Больше всего ему хотелось
остановиться, сесть, лечь. Он никогда еще так не уставал. Этим утром мать надела
на
него свежую рубашку, а теперь она была грязная, рваная, перепачканная пятнами
крови.
Далеко впереди на дороге он заметил огонек. Это дом старого Ченсела, ч |