родился, — сказал
он, — то есть, если это правда. Если он родился в 1752 году, а портрет был
написан в 1802 году, то
здесь ему должно быть около пятидесяти. — И еще раз поглядел на пожилого
мужчину,
изображенного на полотне.
— Продолжай.
— А это значит — а это значит, — что Чаттертон не умирал. — Чарльз умолк,
пытаясь собраться
с мыслями. — Он продолжал писать.
Голос Филипа снова стал совсем тихим:
— Так что же произошло.
Он не договорил своего вопроса, но Чарльз уже понял, куда тот клонит.
Тут-то ему и раскрылась
истина.
— Он сфальсифицировал собственную смерть.
В этот миг зазвонил телефон, и оба в панике вцепились друг в друга. Затем
Чарльз рассмеялся, и,
будучи в веселейшем расположении духа, проворковал в трубку:
— Как поживаете, сэр? Я как раз ждал вашего звонка. — Но его воодушевление
быстро пропало,
а когда Вивьен заглянула справиться, кто звонит, он прикрыл ладонью трубку и
прошептал: —
Хэрриет Скроуп. — Беседуя с Хэрриет, он исполнял на ковре бесшумный танец,
слегка согнув ноги в
коленях и семеня крошечными шажками то взад, то вперед. — Хочет меня увидеть, —
сообщил он
Вивьен, положив трубку.
— Зачем?
— А этого она, собственно, не сказала.
Да его это и не очень занимало: он отвлекся лишь ненадолго, а теперь его
воодушевление снова
вернулось. Он приобнял Филипа за плечи, и они вместе поглядели в глаза Томасу
Чаттертону.
— О да, — вымолвил наконец Чарльз, — если это подлинник, это он.
2
Хэрриет Скроуп была не в духе. Она ерзала на своем ветхом плетеном стуле, и
ивовые прутья
кололи спину и ягодицы. Это причиняло массу неудобств, но она привыкла именно к
такого рода
неудобству, а сейчас оно даже доставляло ей некоторое удовольствие. «Что-то
Матушке не по себе»,
— произнесла она. Потом она откинулась на спинку стула и с отвращением обвела
взглядом комнату:
фотографии в рамках над камином, по бокам два стола из темного дуба, обтянутый |