т?
Он кивнул, очень печально, очень спокойно, - значило ли это да? Значило
ли это нет?
- И денег у тебя нет? - спросил он, распахнув халат на груди.
На шее у него что-то блестело.
- Нет, к сожалению, - ответил я. - У меня нет денег. - Правда, у меня
было семь золотых, но их дали мне только на хранение, и потом еще
одиннадцать крон, но они предназначались на подарок отцу.
- Разумеется! - произнес он, употребляя, к ужасу моему и восторгу,
любимое слово моего отца. - Разумеется, у тебя нет денег. Может быть, ты
хочешь вот это?
Теперь он смотрел уже не на меня, а на ели, ветви которых сгибались под
снегом. Он снял с шеи тоненькую цепочку, на которой висел образок божьей
матери.
- Возьми, - прошептал он, заметив, что я колеблюсь. - Я вправе
распоряжаться им, Иисус Христос сам вручил его мне сегодня, в три часа
пополудни, после кофе.
Он сунул мне образок в левую руку, я почувствовал, как его пальцы,
сжимавшие цепочку, глубоко впились в мою ладонь.
- Скажи, у тебя правда нет денег? Я верну их тебе завтра с десятью
тысячами процентов, меня мучает голод.
Я не мог устоять. Я достал из кармана брюк мой тяжелый теплый кошелек и
хотел дать ему серебряную крону, как вдруг заметил, что он уронил в снег
цепочку, на которой висел образок. Я наклонился за нею.
- Нет, - сказал он, выпрямившись и повторяя, сначала робко, потом
повелительно, с непередаваемой силой в голосе. - Нет!
Послышался шум приближающегося поезда. Вдали за елями отворилась дверь
лечебницы. Освещенный ярким светом, отец вместе со своими обоими
спутниками вышел на лестницу и направился к нам. Сумасшедший широко
раскрыл глаза, схватил мою правую руку так, как хватают большое яблоко.
Потом сразу отпустил ее. В руке у меня лежал набитый кошелек. Он посмотрел
так испуганно, что я тоже испугался. Я отрицательно покачал головой, но
тут же открыл кошелек и торопливо сунул ему в р |