хочусь для
других, а для тебя я охотился. Так что мы в расчете в твоем мире, и в моем
тоже.
И больше он ничего не сказал, пока мы не управились с птицей и не
зарыли объедки, чтобы не оставлять следов для милдаси.
- Если желаешь умыть лицо и лапы, я могу отвернуться, - сказал я,
зевая. От еды меня сразу стало клонить в сон. Старик долго сидел
неподвижно, обняв колени, и внимательно разглядывал меня. Он выглядел
добрым и уютным, как дедушка, но я чувствовал себя как та птица, что
заметила его слишком поздно.
- Знаешь, парень, тебе их не догнать. Ни на милдасийской лошади, ни на
какой другой. А если догонишь, то не раз пожалеешь об этом.
Я не стал спрашивать, кого он имеет в виду и откуда он знает. Я сказал:
- Да, черная женщина, должно быть, могущественная волшебница, потому
что моя Лукасса утонула, а она вернула ее к жизни. Я не знаю, что она
может сделать со мной, но ей придется убить меня, и притом убить дважды,
чтобы избавиться от меня наверняка. Потому что я найду ее и увезу Лукассу
домой.
- Мальчишеская болтовня! - презрительно заметил старик. - Эта женщина -
такая же волшебница, как и ты, но того, чего она не знает о бегстве и
преследовании, о выслеживании и запутывании и о том, как сбить собак со
следа, того не знаю даже я. А теперь к ней присоединилась госпожа
Ньятенери - впрочем, об этом ты и сам догадался. А когда они вместе,
бедный лис может только кусать себе лапы и молиться, чтобы эти хитрые
проныры не слишком испортили его нравственность. Брось это дело, мальчик.
Ступай домой.
- Лисья болтовня! - ответил я, моля богов, чтобы не поверить ему. -
Передай своей хозяйке - передай им обеим, что мужчина Лукассы следует за
ней.
Я вскочил на спину Кролика и посмотрел на старика сверху вниз так
свирепо, как только мог, хотя на самом деле я его и не видел: у меня
внезапно закружилась голова.
- Передай им, - повтори |